Автор: Читать онлайн. Студенческий организм. Рассказ. Аркадий Бухов. Журнал “Новый Сатирикон”. № 26, 1914 год.
Студенческий организм.
Я принял Кощенкова очень сухо.
— Здравствуй, сказал я, когда Кощенков с виноватым видом начал мять фуражку и застенчиво сел на краешек кровати. — Зачем пришел?
— Да я по делу… Честное слов… Разве бы я стал…
— Предположим, что по делу… Но ведь, ты, мерзавец, дал мне честное слово, что не заглянешь ко мне целый месяц, пока не пройдешь всей политической экономии… И на экзамен вместе пойдем…
— Да я за ней и пришел, — робко проговорил он, — за экономией: за политической. Дай книжку товарищу…
— Кощенков, — сурово посмотрел я на него, — ровно месяц тому назад ты взял у меня эту книгу и вот уже четвертый раз ты снова приходишь за ней… Неужели тебе не стыдно?.. Ведь завтра экзамен…
— Да мне ничего… Я так… Может, дашь книжечку?..
— Ты издеваешься надо мной, Кощенков?
— Ну что ты? — замахал он руками, — не дашь и не надо. Я и забыл, что взял ее у тебя. Я ведь так, вообще: может на бильярде сыграем?..
— Завтра экзамен, дрогнувшим голосом сказал я, — у меня еще четыре страницы…
— У меня больше, — радостно улыбнулся Кощенков, — я все еще приспосабливаюсь… Раскрою книгу, сяду, а там смотришь, зовут… Поедешь?
— Не искушай, Кощенков, — слабо пролепетал я, — понимаешь, четыре страницы… Экзамен завтра…
— Так мы до экзамена, — умоляюще попросил он, — вернешься, прочтешь… Кстати и мне книжечку дашь…
— Она у тебя, Кощенков…
— Замечательная память, — с восхищением посмотрел он на меня. — Идешь?
— Идем — глухо отозвался я. — Собственно говоря — и вдруг — нар… А ты четыре страницы!..
— Я и говорю — четыре… Подумаешь… Возьми вот этого, который котел изобрел… Сидел, сидел и вдруг — нар… А ты — четыре страницы…
Бильярдная игра — это снежный ком, собирающий во время движения массу однородных частиц и достигающий по мере удаления от отправной точки беспредельных размеров.
Во время четвертой партии Кощенков заявил, что его одолевает жажда.
— У меня всегда так от бильярда. Должно быть действует так.
Я не вдавался во взаимоотношения безобидного бильярда и Кощенковской жажды и решил утолить ее пивом. Через несколько минут Кощенков решительно объявил, что несмотря на полнейшую абсурдность такого утверждения — пиво на него действовало так же как и бильярд.
— Чем больше пьешь, тем больше хочется, — с явным недоверием к самому себе сказал он. — Больше того: вот сейчас светлое пил, и теперь организм требует светлого… Удивительно… У меня один доктор есть — нужно будет рассказать…
Организм Кощенкова не сдавался долго, несмотря на общие протесты. Мы долго успокаивали его разнообразными напитками, пока, наконец, Кощенков решительно не положил кий и с испуганными видом не заявил:
— Есть хочет.
— Организм? — сочувственно спросил я.
Кощенков печально кивнул головой.
Черная тень Кощенковского организма наложила на нас свою хищную лапу. Мы подошли к какому-то столику и начали есть.
— Знаешь что, — весело предложил Кощенков, — у меня был один знакомый псаломщик. Поездом ему отрезало руку. Идет он один раз по городу… Ты водку пьешь?
— Пью, — неуверенно сказал я, — а псаломщик тут причем?..
— Ну ты уж рад придраться… Говорю — руку отрезало. Выпьем?
— Организм? — хмуро спросил я.
— Сосет. Видел такой организм? — с некоторой долей хвастливости сказал Кощенков: — прямо зверь…
Укрощение алчного, требующего немедленной жертвы зверя — было довольно нескучным занятием. Тем более, что место действия по мере его развития постепенно менялось: начавшись с широкой светлой залы ресторана, кончилось оно в каком-то извозчичьем трактире к восьмому часу утра.
Когда мы вышли и Кощенков упрямо уверял меня, стирая спичечной коробкой надоедливую слезу, что его организм бесповоротно забыт нами где-то у вешалки — я вынул часы и благоговейно опустился на тумбу.
— Кощенков, — простонал я, — девятый час…
— Пополудни? — тихо осведомился он?
— Не знаю, — тупо отозвался я, — может и пополуночи… Одним словом восемь утра.
— У нас високосный год? — робко спросил он. — А? Да?
Получив ответ, он тихо опустился около меня на тротуар и начал что-то высчитывать.
— Совершенно верно, — отозвался он после упорной мыслительной работы, — девять утра… А через час экзамены…
— Четыре страницы! — горько вырвалось у меня…
— Пойдем на экзамены, — попросился Кощенков, — хочется!..
— Организм? — спросил я.
Кощенков беспомощно пожал плечами…
Каким образом мы попали в какую-то аудитория, наполненную студентами, с двумя экзаменующими профессорами — я до сих пор не могу дать себе полного отчета.
Утренняя прогулка несколько освежила нас, тем более, что Кощенковский организм настоятельно требовал экзамена, или безмятежного, успокаивающего сна. В наиболее острый момент борьбы этих стремлений один из профессоров поднял голову и вежливым тоном предложил желающим экзаменоваться.
— Разрешите не по списку? — улыбаясь предложил он аудитории.
— Я пойду, — решительно сказал Кощенков, — все равно…
Я видел, как у него дрогнули руки, но он встал и, тихонько перекрестившись, шагнул к профессорскому столику.
Первую минуту я был лишен возможности услышать, по поводу чего происходил довольно оживленный диалог между профессором и Кощенковым. Логика подсказывала мне, что темой его была настоятельная просьба Кощенкова внести его в список экзаменующихся.
— Я не могу, — донесся до меня голос профессора.
— Почему же вы… не можете? — обиженно возразил Кощенков, — вот пожалуйста…
Он с достоинством вынул из кармана какую-то бумажку с гербовой маркой, выбросил на стол и для убедительности ткнул в нее пальцем.
— Пожалуйста…
Профессор внимательно просмотрел бумажку и с удивлением посмотрел на Кощенкова.
— Бумага официальная, — вежливо сказал он, — но неубедительная. Я не могу касаться ваших договоров по поводу оплаты пишущих машинок…
Кощенков нерешительно посмотрел на профессора.
— Значит не доверяете, — хмуро сказал он. — Хорошо … Хорошо…
— Вы больны, коллега, — участливо сказал профессор, немного обеспокоенно отодвигаясь от Кощенкова.
— А вы не больны? — отозвался Кощенков, — личико-то у вас тоже… того немножко…
Профессор нетерпеливо постучал пальцами.
— Вы пьяны, нервно сказал он, — это безобразие…
— Кто пьян? — и Кощенков сделал попытку подняться со стула. — Я пьян? Да? Да? Нет, вы скажите — кто пьян? Я? Коля, скажи ему…
Мне вдруг почему-то сделалось безумно жалко и Кощенкова и самого себя. К горлу подкатил какой-то клубок, и сочувственно-горько махнув рукой, я сказал:
— Пойдем, Кощенков…
Кощенков обернулся, посмотрел на меня и вдруг с детскою трогательностью несколько раз всхлипнул.
— Эх ты… дерево сухое — надорванным голосом кинул он профессору, — вот где душа живая… Не можешь ты понять… Организма в тебе нет… Эх, ты…
Через несколько минут нас выводили из аудитории.
— Вы чего же… юристы? — ухмыляясь спросил сторож.
— Юристы, голубчик… — сказал я, — так сказать, первородное призвание…
— А еще студенты! — презрительно сплюнул сторож. — Чего же вы к математикам-то попали?..
— К математикам? — проясняя память, спросил Кощенков, — как же это ты, право, Коля?..
Я сурово посмотрел ему в глаза. Он виновато усмехнулся и опустил голову.
— Организм? — сочувственно шепнул я ему.
Кощенков конфузливо отвернулся.
Экзамены пришлось отложить до осени.
Если не верите, можете спросить у Кощенкова…
Впрочем он, кажется, уже уехал.
Читать онлайн. Студенческий организм. Рассказ. Аркадий Бухов. Журнал “Новый Сатирикон”. № 26, 1914 год. Студенческий организм.
