Автор: Читать онлайн. Резина. Очень нравоучительная история. Аркадий Тимофеевич Аверченко. Журнал “Новый Сатирикон”. №3, 1917 год.
У Максима Сорокапудова была своя бакалейная лавка.
Если бы Максим читал газеты, он знал бы, что все газетные писаки обломали себе зубы, называя Максима и ему подобных “мародерами тыла”, “союзниками немцев”, городскими шакалами и тому подобными ужасными эпитетами.
Но Максим Сорокапудов газет не читал, поэтому его жизнь текла легко и спокойно.
Часто, укладываясь по вечерам в широкую супружескую постель, Максим спрашивал у жены с хитрой улыбочкой, как воробушек, порхавший по всему его скуластому медно-красному лицу:
— А как ты думаешь, Кондратьевна, выдержит он еще четвертак на полтавской с чесноком?
— С чесноком? – сосредоточенно переспрашивала Кондратьевна, почесывая белую тугую ногу.
— Да.
— Полтавская?
— Полтавская.
— Ну, да. Хи-хи-хи.
— По-моему так, что выдержит. Ништо. Дурных денег теперь — солдат с ружьем завалится.
— То-то и я думаю. Нешто попробовать?
— Попробуй.
— Так что, думаешь выдержит?
— Не лопнет.
— Хе-хе. Сколько у нас в Азиатском лежит?
— Сто двадцать восемь с полтыщей.
— Эх, до трехсот бы, да и пошабашить.
Утром, кряхтя, подымался с широкой честной супружеской кровати Максим и, поцеловав Кондратьевну в тугое плечо, шел в лавку.
— Митька! Почем у нас там была помечена полтавская колбаса с чесноком?
— По два пятнадцать.
— Так-с. Ставь два сорок, понял?
— Так уж по два с полтиной ставить для ровного счета, – подмигивал продувной, самого жуликоватого вида Митька.
— Ну, уж ты тоже, скажешь… Нешто он может такое выдержать? Шкандалу чтобы не было.
Долго и хрипло смеется распутный гнилой Митька.
— Он-то, да не выдержит? Да я ему захочу — сто рублей фунт поставлю — на пороге он у меня от страха издохнет, а голосу не подаст.
— Гм… да. Ну ставь по два с полтиной.
И — о, чудо! “Он”, – в просторечии покупатель — выдерживал.
Заходил в магазин, робкий, печальный, в поношенных башмаках с обвисшими от плохих дел усами, и тихо спрашивал:
— Полтавская колбаса есть? — Так точно. Сколько прикажете? Два-три фунтика?
— Нет… Мне полфунтика.
— Пожалуйте. Рубль с четвертаком с вас.
— Но позвольте… Она, колбаса эта, только вчера стоила по два пятнадцать.
— Да-с, дорого. Это вы верно. Тонко подмечено — дорогая. Мы что же; мы ни при чем. Нам повышают, и мы повышаем…
— Дорого, – лепетал бледными, склеившимися от долгого молчания устами покупатель.
— Да-с, дорого. Это вы верно, тонко подмечено: дорого.
— Ну… дайте…
Брал и уходил.
Этот бледный, в поношенных башмаках покупатель напоминал кусок доброй резины в опытных руках: если ее тянуть не сразу, не вдруг, а растягивать постепенно, то резина могла растягиваться до бесконечности.
Только тоньше становилась, прозрачнее. А растягиваться могла сколько угодно. Хоть еще вдвое, втрое, вчетверо.
— А что, – спрашивал перед отходом ко сну Максим, касаясь волосатой рукой тугой богатой груди Кондратьевны. — А что — может он двухрублевый сыр выдержать?
— Голанцкий? Не перехватил ли ты? Ведь до войны ему вся цена сорок пять была, да и вчера по рублю семи гривен торговали.
— А по-моему, за два целковых укупить он сможет. Без сыру к чаю никак ему невозможно. Платит же он за свечу по восьми гривен.
— Платит-то он платит. А только с сыром … страшно чивой-то?
— Лопнет, думаешь? Станет он из-за такой юрунды лопаться… Ну растянется еще немножко… А уж никак не лопнет. Ну, Кондратьевна, что ж, а?
— Что?
— Потянуть еще?
Уперши круглые руки в тугие бёдра, задумывалась Кондратьевна.
— Гм! Так уж, если сыр подымать, почему ж тогда сардины не побеспокоить? Чтоб уж рядом шло. Почем они у нас?
— Рубль восемь гривен полкоробки…
— Ну, вот. Вытягивай до двух! Сколько у нас теперь в Азиатском?
— Сто шестьдесят две. До трехсот — сто тридцать восемь.
На другое утро Максим командовал:
— Митька! Тяни сыр и сардины до двух.
— Есть!
Тянули.
Покупатель все вытягивался, утоньшался, бледнел, а кубышка в Азиатском банке сообразно пухла и наливалась густой красной кровью.
— Сколько? – спрашивал однажды вечером Максим, гладя жену по тугой круглой спине.
— Двести шестьдесят восемь с полтыщей.
— Отлично, здорово! До трехсот – рукой подать.
— А там что же? – воркующе говорила Кондратьевна, прижимаясь тугой щекой к жесткой бороде коммерсанта Максима.
— А там? Там, брат, шабаш. Отдых в свое полное удовольствие: домик на тихой улице купим, пару лошадей заведем… Этакие сани завинтим, и голубая сетка, чтоб была. Кучер — во, шире тебя, бородища у него — во, шире моей, и чтоб диким голосом рычал на которые прохожие. До чего сладко это. Летом своя дача в Крыму будет; ребенкам нашим француженку выдвинем, для кухни – повара, который по дутым пирогам ходок, пристроим. До чего приятно! Сардины-то по четыре сорок выдержат? Как понимаешь?
— Он-то? Выдержит! Вытянется! Прямо жвачка он резиновая, а не человек.
И смеялись, довольные, как сытые гиены.
Сладкий, вожделенный день!
Торговля прикрыта, лавка передана, и в Азиатском банке кубышка уже не вмещает больше — триста тысяч! И каждая тысяча отдельно, и все триста вместе — всё это неотъемлемое Максимово, Сорокапудово.
— Мошка, — сказал Максим бойкому, расторопному комиссионеру, — Теперь ты действуй. Перво-наперво спроворь ты мне смету — домик, лошади, дачка, француженка и повар — понял?
— Смешно, если бы я не понял, — самонадеянно сказал Мошка. — Завтра получите все.
— А, это ты, Мошка? Ну, здравствуй. Все оборудовал?
— Смешно, если бы я не оборудовал! Извольте смету.
Улыбающийся Максим взял бумажку и взглянул на нее…
Раздался подавленный крик и стук от падения тяжелого тела.
В ужасе бросилась Кондратьевна к неподвижному праху любимого мужа.
А когда высвободили из окостеневших пальцев “смету”, составленную Мошкой “на основании рыночных цен”, в ней можно было прочесть:
Лошади – пара с санями и экипажем – 300 000 руб.
Домик на тихой улице… и т.д.
Очевидно, дальше первой строки бедный Максим не пошел.
И вот — погиб человек.
Почему погиб?
Да очень просто: пока он не зевал и растягивал резину… “до отказу” — другие тоже не зевали и растягивали свою резину “до отказу”.
Кто работал с сардиной и полтавской колбасой, а кто занимался лошадьми.
Все тянули.
Много на свете дураков, а превыше всего их в России.
Читать онлайн. Резина. Очень нравоучительная история. Аркадий Тимофеевич Аверченко. Журнал “Новый Сатирикон”. №3, 1917 год.
