Мопассан, Аркадий Аверченко

Мопассан. Аркадий Тимофеевич Аверченко.

Читать онлайн. Мопассан. Роман в одной книге. Аркадий Тимофеевич Аверченко. Журнал “Новый Сатирикон”, №3. 1914 год.

I.

Недавно, часов в двенадцать утра, моя горничная сообщила, что меня спрашивает по делу горничная господина Зверюгина.
Василий Николаевич Зверюгин считался моим приятелем, но, как всегда случается в этом нелепом Петербурге — с самыми лучшими приятелями не встречаешься года по два.
Зверюгина я не видел очень давно и, поэтому, неожиданное получение весточки о нем, да еще через горничную — очень удивило меня.

Я вышел в переднюю и спросил:
— А, что милая, как поживает ваш барин? Здоров?
— Спасибо, они здоровы, — сверкнув черными глазами, ответила молоденькая, очень недурной наружности, горничная.
— Так, так… Это хорошо, что он здоров. Здоровье прежде всего.
— Да уж здоровье такая вещь, что действительно.
— Без здоровья никак не проживешь — вставила свое слово и моя горничная, вежливо кашлянув в руку.
— Больной человек уж не то, что здоровый, — благосклонно ответила моей горничной горничная Зверюгина.
— Где уж!

Выяснив всесторонне с этими двумя разговорчивыми девушками вопрос о преимуществе человеческого здоровья над болезнями, я наконец спросил пришлую горничную:
— А зачем барин вас прислал ко мне?
— Как же, как же! Они записку вам прислали. Ответа просили.

Я вскрыл конверт и прочел следующее странное послание:
— “Прости, дорогой Аркадий, что я долго не отвечал тебе.
Дело в том, что когда мы в прошлом году встретились случайно в театре Корша, ты спросить у меня, не могу-ли я тебе одолжить сто рублей, так как ты, по твоим словам, не мог получить из банка по случаю праздника денег. К сожалению, у меня тогда не было таких денег, а теперь есть и, если тебе надо, я могу прислать. Я знаю, как ты аккуратен в денежных делах. Так вот, напиши мне ответ. Пиши побольше, не стесняйся.
Моя горничная подождет. Твой Василиск”.

— Судя по письму, — подумал я, — этот Василиск или сейчас пьян, или у него начинается прогрессивный паралич.
Я написал ему вежливый ответ с благодарностью за такую неожиданную заботливость о моих делах и, передавая письмо горничной, спросил:
— Ваш барин, наверное, тут-же живет, на Троицкой?
— Нет-с. Мы живем на двадцать первой линии Васильевского Острова.
— Совершенно невероятно! Ведь это, кажется, у чёрта на куличках.
— Да-с, — вздохнула горничная. — Очень далеко. Прощайте, барин! Мне еще в два места заехать надо.

II.

На третий день после этого визита горничная около часу дня снова доложила мне:
— Вас спрашивает горничная господина Зверюгина.
— Опять?! Что ей надо?
— Письмо от ихнего барина.
— Впустите ее. Здравствуйте, милая. Ну, как дела у вашего барина?
— Дела ничего, спасибо. Дела хорошие.
— Ну, и слава Богу, что хорошие.
— Да уж плохие дела — это не дай Господь.
Моя горничная тоже согласилась с нею:
— Хорошие дела когда, так лучше и хотеть не надо. Отдав дань этикету, мы помолчали.

— Письмо? Ну, давайте.
Письмо было такое:
— “Радуюсь за тебя, дорогой Аркадий, что деньги тебе сейчас не нужны. Между прочим: когда ты был весной прошлого года у меня, то забыл на подзеркальнике пачку газет („Нов. Время“, „Речь“ и друг.), а так же проспект фирмы кроватей „Санитас“. Это всё у меня случайно сохранилось. Если тебе нужно — напиши. Пришлю. Обнимаю тебя. Ну, как вообще? Пиши побольше. У тебя такой чудесный стиль, что приятно читать. Любящий Василиск”.

Я ответил ему:
— “Три года тому назад однажды в ресторане „Малоярославец“ ты спросил меня: который час? К сожалению, у меня тогда часы стояли. Теперь я имею возможность ответить тебе на твой вопрос. Сейчас четверть второго. Не стоит благодарности. Что-же касается газет, то, конечно, я хожу без них сам не свой, но из дружбы к тебе могу ими пожертвовать. Именно — передай их своей горничной. Пусть она обернет тебя ими и подожжет в тот самый момент, когда ты ее снова погонишь за не менее важным делом. Спи только на кроватях фирмы Санитас!”

— Скажите, милая, — спросил я, передавая горничной письмо. — Вы только ко мне ездите или еще к кому?
— Нет, что вы, барин! У меня теперь очень много дела. Мне еще нужно съездить сегодня на Безбородкинский проспект, а потом в Химический переулок. Это где-то на Петергофском шоссе.
— Черт знает что! А в Химический переулок нужно не к Бройдесу ли?
— Да-с, к господину Бройдесу.
— Ага! Так этот Бройдес через час будет у меня. Оставьте ему письмо, я передам.
— Премного благодарю. А то это действительно… Отсюда часа полтора…

III.

Приехал Бройдес.
— Данила, — сказал я. — Вот тебе письмо от Зверюгина.
— Ты знаешь, этот Зверюгин — он с ума со шел, — пожал плечами Бройдес. — Его вдруг обуяла самая истерическая деликатность, внимательность и аккуратность. Он буквально заваливает меня письмами. Я бы на месте его горничной давно сбежал.
— Он и тебе тоже пишет?
— А разве и тебе? Представь себе, третьего дня я получил письмо с запросом: не знаю ли я, где находится главное управление по делам местного хозяйства — справку, которую можно навести в любой телефонной книге, у любого городового. А вчера присылает мне рубль восемьдесят копеек, с письмом, в котором сообщает, что вспомнил, как мы с ним в прошлом году ездили на скачки в Коломяги и я, якобы, платил за мотор три рубля шестьдесят копеек. Я уверен, что с ним делается что-то нехорошее…

— Посмотри-ка, что он тебе сегодня пишет. Бройдес прочел:
— “Дорогой Данила! У меня к тебе большая просьба: не знаешь ли ты адрес Аркадия Аверченко — никак я не могу его отыскать, а очень нужно. Напиши, как поживаешь. Не стесняйся писать побольше (у тебя замечательный стиль), а горничная подождет”.
Мы взглянули друг на друга.

— Тут дело нечисто. Человек пишет мне почти каждый день письма, получает на них ответы и в то же время справляется, где я живу? Данила! Этот человек или очень болен, или здесь кроется какой-нибудь ужас.
Бройдес встал.
— Ты прав. Едем сейчас-же к нему. Вызови таксомотор — он живет, чёрт знает, где!

IV.

Мы звонили у парадного минуть десять — из квартиры Зверюгина не было никакого ответа. Наконец, когда я энергично постучал в дверь кулаком, и крикнул, что иду в полицию, дверь приотворилась, и в щель просунулась растрепанная голова полураздетого Зверюгина. Он был встревожен, но, увидя нас, успокоился.

— Ах, это вы! Я думал — горничная. Тссс! Тише. Идите сюда и разденьтесь. В те комнаты нельзя.
— Почему?! — в один голос спросили мы.
— Там… дама!
Я бросил косой взгляд на Бройдеса.
— Ты понимаешь, Данила, в чем дело?
— Да уж теперь ясно, как день. Только послушай, Вася… Как тебе не стыдно гонять бедную девушку по всему Петербургу от одного края до другого? Неужели ты не мог-бы запирать ее на это время в кухне?!

— Да, попробуй-ка, — жалобно захныкал Василиск Зверюгин. — Это такая бешеная ревнивица, что сразу поймет, в чем дело, и разнесет кухню в куски.
— Вот! Оно! Что! — с расстановкой сказал Бройдес. — Бедная девушка! Вот все вы такие мужчины подлецы: обольстите нас, бедных женщин, совратите, опутаете сладкими цепями, а потом гоняете с Химического переулка на Троицкую, проводя это время в объятиях разлучницы. Так, что ли?
— Так, — бледной улыбкой усмехнулся Зверюгин.

Я уселся без приглашения на стул и спросил:
— Скажи, у тебя нет еще каких-нибудь друзей, кроме нас?
Он понял.
— Есть-то есть, да они или близко живут, или уже я всё у них узнал и всё им возвратил, что было возможно. Вы не можете представить, какой я сталь аккуратный: за эти три часа в день я возвратил по принадлежности все когда-то взятые и зачитанные мною книги, я ответил на все письма, на которые не отвечал по три года, я возвращал долги, вспоминая всё до последней копейки!!
Я просто даже справлялся о здоровье моих милых, моих дорогих, моих чудесных друзей! И я теперь обращаюсь к вам: придумайте что-нибудь для моей горничной… Что-нибудь на три часа! Моя фантазия иссякла.

Я подошел к столу, взял какую-то книгу и сказал:
— Ладно! Это какая книга? Мопассан? Том третий? Завтра-же пришли мне эту книжку… Слышишь? Мне она очень нужна. Через час я ее верну тебе. Это ничего, что горничная подождет? И ничего, что ты мне пришлешь эту книгу также и послезавтра?
— О, пожалуйста, — засмеялся он. — Она, всё равно, полуграмотная, моя Катя, — и в этих делах ничего не понимает. Скажи ей, что это корректура, что ли. Ей ведь всё равно.

V.

Каждый день аккуратно бедная Катя привозила мне том третий Мопассана.
— Ну, как погода? — спрашивал я.
— Ничего, барин. Погода теплая, солнышко.
— Чудесно! Терпеть не могу, когда холодно и идет дождь.
— Что уж тут хорошего. Одна неприятность. А моя горничная добавляла:
— В дождь-то совсем нехорошо. Одна грязь чего стоит.
— А как же! Кому такое приятно.

Я брал Мопассана и уходил в кабинет читать газеты или просматривать редакционные письма.
Часа через полтора выходил в кухню и снова возвращал Мопассана.
— Готово. Поблагодарите барина и кланяйтесь ему. Скажите, чтобы завтра обязательно прислал — это, брат, очень нужная вещь!
— Хорошо-с. Передам.

Мопассан за три недели порядочно поистрепался.
Обрез книги засалился и обложка потемнела.
Через три недели книжка не появлялась у меня подряд четыре дня, потом, появившись однажды, исчезла на целую неделю, потом её не было десять дней…
Самый длительный срок был полтора месяца. Катя принесла мне ее в тот раз, будучи в очень веселом настроении, сияющая, оживленная:
— Барин просили меня сейчас же возвращаться, не дожидаясь. Книжку я оставлю; когда-нибудь зайду.

Да так и не зашла. Это было, очевидно, там последнее — самое краткое свидание.
Это была ликвидация.
Счастливица — ты, Катя! Бедная ты — та, другая!
Желтеет и коробится обложка Мопассана. Лежит эта книга на шкафу, уже ненужная, и покрывается она пылью.

Это пыль тления, это смерть.

Читать онлайн. Мопассан. Роман в одной книге. Аркадий Тимофеевич Аверченко. Журнал “Новый Сатирикон”, №3. 1914 год. Мопассан.

Добавить комментарий