Автор: Читать онлайн. Гуревич Исидор Яковлевич. Старая душа. Рассказ. Журнал “Новый Сатирикон”. №3. 1916 год.
— Коля, — сказал я моему приятелю, эта блондинка мне положительно нравится!
— Но, может быть, ты ей нравишься отрицательно?
— Это дело не твое, твое дело маленькое: представь меня и отъезжай.
— Лидия Михайловна, — подводя меня к ней, сказал Коля, — позвольте вам представить моего товарища, жаждущего…
— Мы уже знакомы, — сказала она.
— Мне не верится, чтобы ваш образ не запечатлелся в моей памяти…
— Могу вас уверить, что мы уже знакомы…
— Быть может, еще детьми?… Это было давно…
— Да, вы были оруженосцем Мильтиада.
— Мы играли в войну, воображая себя древними?..
— Нет, нет!.. Разве вы не верите в переселение душ?
Я задумался: верить или не верить — что выгоднее?
Я поглядел на Колю. От также хитро поглядел на меня и исчез за спиной сидевших дам, поместившись на низеньком пуфике.
— Не верите?
— Верю!.. Не могу не верить!!
— Я прекрасно вас помню… На вас падали лучи его славы…
— Чьей? — не догадался я.
— Мильтиада!..
— Да, да, помню, конечно… Еще кому-то лавры моего Мильтиада не давали спать! — заторопился я. — Хорошее было время!!
Она оживилась.
— Вы помните свою прежнюю жизнь?
— Великолепно!.. Даже лучше, чем настоящую. У меня, вообще, душевная дальнозоркость: не помню того, что было вчера, и помню мельчайшие подробности далекого прошлого… Хорошо было мне с моим Мильтиадушкой! Он, храбрый военачальник, триумфатор, и я, скромный оруженосец, жили душа в душу.
Держался со мной просто, без чинов. На его палатке висела надпись, сделанная вражеской кровью: “без доклада не входить”. Горе тому, кто осмеливался просунуть голову в палатку без доклада: голова его оставалась в палатке, а тело его, отделенное мастерским ударом меча, падало по ту сторону палатки бездыханным трупом!.. А я всегда входил без доклада!
— А меня, надеюсь, вы теперь вспомнили ? — спросила она, откидываясь на спинку кушетки.
— О, вы, как живая, стоите… сидите передо мной… Я хочу сказать, — спохватился я, — такой, какой вы были тогда!
— Я была маркитанткой… правда?
— Да, да!.. Вы следовали за нашей армией, продавая горячие пирожки.
— Не пирожки, а лепешки.
— Именно, лепешки!.. Такие… такие плоские…
Она поиграла кисточкой диванной подушечки и, не глядя на меня, спросила:
— А когда я была интересней, красивее: тогда или теперь?
Я, боясь промахнуться, размышлял: всякой женщине приятнее быть интересной и красивой в настоящем, нежели в прошлом, но, кто ее знает, может, она вообразила себе, что она была красавицей-маркитанткой?
— Ответьте искренно!
— Я ответил не столько искренно, сколько дипломатично:
— То, что могло нравиться древнему оруженосцу, может ли удовлетворить современного человека свободной профессии?… Я помню вас прекраснейшей маркитанткой и вижу вас ныне прекраснейшей артисткой!
Она поставила вопрос ребром:
— А наружность моя изменилась?
— Вы стали несравненно лучше, вы очаровательны, ваша красота расцвела, сохранив в себе классические черты!
Она подарила меня нежным взглядом, который сразу наметил мне линию моего поведения.
— Лидия Михайловна, мне хотелось бы, чтобы наше старое знакомство… Вы, верующая в переселение душ, конечно, не станете отрицать, что знакомство душ ценнее знакомства тел…
Она утвердительно кинула головой.
— … Чтобы наше старое знакомство не омрачалось одним из тяжких, из тягчайших пороков современности: ложью… Я хотел бы, чтобы в основу наших отношений легла святая, святейшая добродетель: правда… чистая, кристальная правда, исключающая ложь во всех ее видах: умолчание, заднюю мысль, недоговоренность, неточность, двусмысленность, неверный жест, неверный вздох, неверный кивок, неверный стон, неверное междометие… Согласны?
Она протянула мне обе руки. Я поцеловал кончики ее розовеньких пальчиков и, вперив взор в крюк, на котором висела люстра, торжественно произнес:
— Пусть я никогда не узнаю триумфа, пусть мой меч заржавеет в ножнах, пусть мой верный конь достанется врагу моему вместе с седлом и уздечкой, если я не буду правдив!
Ее глаза блестели, как после трех бокалов шампанского.
Согласна! — подтвердила она свое движение.
— Моя старая душа не может примириться с допущенной мною неточностью, и я смело заявляю: я согласился с вашими воспоминаниями, что вы в то время были маркитанткой — это не правда — вы были моей наложницей.
Она закрыла лицо руками. Я видел, как румянец залил полымем ее щеки, обагрил лоб и уши.
— В этом нет ничего ужасного!.. Вы дорогая моя, совершенно напрасно смущаетесь: от прежней жизни в вас осталась лишь старая душа, переселившаяся в новое невинное тело.
Я нежно отнимал ее ручки от лица ее. Она слабо сопротивлялась.
— Поймите, радость мою, дорогая, через столько веков встретить в мире душу той, которую так пылко, пламенно и нежно я любил… Божественная, если б вы могли также вспомнить, как я, любовь мою к вам, вашу любовь ко мне — я верю, мы могли бы быть счастливы и теперь, как тогда!.. Пусть я перековал мой железный меч в стальное перо, пусть…
Она не дала мне докончить начатой фразы, воскликнув:
— Я помню!
Я тихо сказал ей:
— Я чувствую, как моя старая душа оруженосца переливает в мое молодое сердце прежнее чувство!
В ответ она шепнула:
— Я чувствую, как я отделяюсь от всего того, что моей старой душе… (она запнулась, не желая назвать себя наложницей) маркитантки (“пусть маркитантка!” — мысленно согласился я) навязали: воспитание, среда, общество, светские условности. Дорогой мой, возьми меня, посади на верного коня и тайком умчи меня отсюда!..
Она встала и незаметно для хозяев и гостей, вышла в переднюю. Выждав минуту-другую, я последовал за ней.
Спускаясь с ней по лестнице, я, за неимением собственного верного коня и не доверяя извозчичьим лошадям, вызвал по телефону в швейцарский таксомотор.
Я надеюсь, что мой властелин Мильтиад, мирно пребывающий в царстве теней, не посетует на старую душу своего оруженосца, заботящегося о свое молодом теле…
Я ничего “такого” этим не хочу сказать, ничего, кроме того, что таксомотором приятнее и удобнее пользоваться , нежели самым верным конем.
Читать онлайн. Гуревич Исидор Яковлевич. Старая душа. Рассказ. Журнал “Новый Сатирикон”. №3. 1916 год.
